Владелец ЧВК Вагнера Евгений Пригожин сделал очередной выпад в сторону министра обороны Шойгу и начальника Генштаба Герасимова, которые, по его мнению, ограничивают поставку снарядов, что приводит к недостатку боеприпасов для российских войск. Также он заявил, что если ситуация не изменится, то его ЧВК покинет Бахмут к 10 мая.
Военный эксперт Леонид Дмитриев объяснил, откуда возник снарядный голод у российских войск, и почему им в скором времени придется начать отступление.
У Пригожина, что бы он там ни говорил, кончаются прежде всего люди, а не снаряды. Уйдет ли он из Бахмута 10-го мая (как раньше грозился уйти 5-го мая), сложно сказать, это вопрос скорее политический и едва ли зависит от поставок снарядов. Но снарядный голод — и правда, колоссальная проблема российской армии. Не потому, что снарядов нет, их запасы составляют в среднем примерно 60% от того, что было перед началом полномасштабного вторжения, — проблема в логистике.
Пока Россия воюет по книгам 30-х годов, Украина действует рационально — если есть выбор ударить по танку или бензовозу, бьет по бензовозу, и в итоге танк, потребляющий до тысячи литров в час, через несколько часов останавливается и не может даже стрелять с места, так как у него садится аккумулятор. Украина попросту выводит из строя склады боеприпасов и горючего быстрее, чем Россия успевает их пополнять.
По нормативам снаряды надо хранить примерно в 60 километрах от переднего края, на батарею нужно примерно 500 снарядов в сутки, а из-за ударов «Хаймарсов» вместо 60 километров места хранения надо отодвигать на 150–200 километров. То же самое касается и топлива: для снабжения батальона надо примерно 12 постоянно работающих бензовозов, и им тоже надо теперь совершать рейсы не на 60 километров а на 200.
Помимо проблемы с доставкой на линию фронта, есть и проблема с хранением — должны быть нефтебазы, где накапливается горючее и куда не добивает «Хаймарс». Крупные хабы, как в Севастополе, уже не функционируют, а всего в зоне досягаемости бензовозов остается несколько десятков нефтебаз, которые в принципе могут использоваться. Из них активно работали — примерно четверть. Половина из этих активно работающих в последние несколько дней сгорели. Их можно восстановить за 3–5 месяцев, но если Украина способна за считанные дни выводить их из строя, Россия просто не будет успевать их восстанавливать.
Аналогичные проблемы со снарядами, их как-то нужно доставлять к прифронтовой зоне, и это массово можно делать только по железной дороге, всего таких веток было три: купянская, крымская и мариупольская. Две из трех сейчас фактически не используются, т.к. ВСУ восстановили контроль над Купянском в ходе Харьковского контрнаступления еще в прошлом году, в то же время крупный железнодорожный узел на юге — Волноваха — пристреливается в том числе и украинской ствольной артиллерией. Везти снаряды через них нельзя. Более-менее функционирующей остается только ветка из Крыма в Мелитополь, но и там пропускная способность снизилась. Из-за деятельности партизан снизились и темпы поставки снарядов из отдаленных регионов, поезда нередко пускают под откос, причем делают это достаточно грамотно, не размыкая контакты, так что сигнала о нарушении дорожного полотна не поступает.
Всё это приводит к тому, что Россия практически утратила свое преимущество в артиллерии перед Украиной, и если в прошлом году на пике активности Россия выпускала по Соледару и Северодонецку по несколько тысяч снарядов в сутки, то сейчас в Бахмуте — от силы сотни полторы-две. По ракетам ситуация еще хуже, в товарных остались только Х-22, но они очень неточные, у них нормативное отклонение 4 км, а по некоторым остальным ракетам осталось уже меньше 30%, то есть меньше уровня неприкосновенного запаса. Это значит, что каждый запуск таких ракет должен согласовываться на уровне если не Путина, то Шойгу.
И эта ситуация уже не улучшится, наоборот, в достаточно скором времени логистика поставки горючего и боеприпасов осложнится настолько, что боекомплекта на линии фронта останется не больше, чем на то чтобы обеспечить отступление, как в случае с уходом из Херсона.