В начале 1990-х Центральная Азия была для России чем-то вроде «отцепленного вагона», но сегодня Кремль пытается снова прицепить этот «вагон» к российскому «эшелону» как можно крепче. Такой курс обусловлен в первую очередь политическими и лишь во вторую — экономическими причинами.
Собственно экономическая ценность Центральной Азии для России не особенно высока и определяется, прежде всего, заинтересованностью в транзите энергоресурсов. Главная цель Москвы в регионе — воссоздание зоны своих особых интересов, «сателизация» бывших советских республик и, по возможности, ограничение влияния на территории Центральной Азии внешних сил, в первую очередь Соединенных Штатов и Китая.
Китай помогает создавать разветвленную транспортную, энергетическую инфраструктуру, которая привязывает к нему Центральную Азию и одновременно обеспечивает ему продвижение в западном направлении, в Европу. Растущее присутствие Китая в Центральной Азии тормозит экономическую активность России, однако в Кремле это воспринимают как неизбежность. Но смирившись с китайским натиском, Россия жестко оппонирует США, стремясь ограничить их влияние в регионе. Американские базы в Центральной Азии не представляют непосредственной угрозы для России, ибо они ориентированы в южном направлении. С другой стороны, американское военное присутствие понижает значение России как гаранта региональной безопасности. Речь, таким образом, идет об угрозе российскому авторитету, но не России как таковой.
Интересы России в Центральной Азии обусловлены, во-первых, ее стремлением сохранить влияние в регионе, удержать под своей эгидой остатки постсоветского пространства и тем самым подтвердить свою роль если не мировой, то, во всяком случае, евразийской державы. И, не удивительно, что Россия стремится сдержать укрепление. Подобные притязания остаются одной из главнейших мотиваций внешней политики Кремля, страдающего комплексом неполноценности в связи с повсеместным ослаблением его влияния.
Интересы России требуют сохранения и поддержания режимов, которые лояльно к ней относятся и готовы развивать с ней отношения. Но решать эту задачу с каждым годом становится все сложнее. Проблема Москвы состоит в том, что она не в состоянии (или почти не в состоянии) оказывать значимого влияния на внутриполитическую ситуацию в странах Центральной Азии. Российское направление давно перестало быть единственным для внешней политики стран Центральной Азии. К примеру, Туркменистан изначально заявил о своем внешнеполитическом нейтралитете, что фактически стало вызовом России, а после конфликта с «Газпромом» в 2009 году его отношения с Москвой заметно ослабли. Усложнились отношения с Узбекистаном, который постепенно, хоть и медленно, втягивается в американскую внешнеполитическую орбиту. В отношениях между Россией и Таджикистаном неизменно присутствует двусмысленность – власти вроде и хотят дружить с Россией, но страшатся излишне тесной привязанности к ней. На сегодняшний день Москве сподручнее иметь дело с Казахстаном и Кыргызстаном. При этом, понимая, что остановить активность внешних факторов он не в состоянии, Кремль стремится найти баланс между конкуренцией и партнерством с этими державами.
Каким образом Россия стремится реализовать свои национальные интересы в Центральной Азии? Стратегией Москвы здесь стала интеграция, которую она осуществляет с помощью как уже существующих, так и создаваемых ею региональных организаций, причем не только с участием стран Центральной Азии, но и других стран постсоветского пространства. Россия стремится поддерживать свое влияние через многостороннюю интеграцию — использование возможностей Содружества Независимых Государств (СНГ), Таможенный союз, Евразийский экономический союз, а также Организацию Договора о коллективной безопасности.
В Москве предпочитают умалчивать о политическом подтексте интеграции со странами Центральной Азии, утверждая, что союзы носят чисто экономический характер.
Но абсолютно понятно, что экономическое взаимодействие невозможно без политического, а экономическое превосходство России потенциально влечет за собой и политическую гегемонию.
Наиболее ярким свидетельством укрепления связей с Россией является вступление Кыргызстана в 2015 году в Евразийский экономический союз (ЕАЭС, с конца 2015 года используется название Евразийский экономический союз Союз), куда, помимо России, входят Казахстан, Армения и Белоруссия. ЕАЭС стал личным проектом Путина и в нынешнем виде прежде, всего направлен на защиту российской сферы влияния и усиление интеграции между бывшими советскими республиками.
В экономическом плане Кыргызстан не представляет существенного интереса для России, ее включение в ЕАЭС несет исключительно геополитическую нагрузку.
Возможно, решающим фактором, определившим вступление Кыргызстана в ЕАЭС, стали угрозы Москвы запретить безвизовый въезд в Россию трудовым мигрантам из стран, не входящих в союз. И многие представители элиты и рядовые кыргызстанцф посчитали, что если Кыргызстан лишится российского рынка труда, это будет иметь катастрофические последствия — приведет к сокращению бюджетов домохозяйств, резкому росту безработицы и, возможным народным волнениям.
И хотя, судя по опросам, большинство населения Кыргызстана действительно поддерживает вступление страны в ЕАЭС, выгода от членства в нем неоднозначна. Страна получила некоторые долгожданные преимущества, например российский «Газпром» начал участвовать в модернизации газовой инфраструктуры страны и в снижении ее зависимости от узбекского газа.
С другой стороны, союзное таможенное регулирование вынудило Кыргызстан поднять ввозные тарифы на товары, импортируемые из стран, не входящих в ЕАЭС, и тем самым нарушить свои обязательства в рамках ВТО. Новые таможенные тарифы, а также более жесткие меры по охране границ, навязанные ЕАЭС, привели к сокращению доходов мелких торговцев, которые живут за счет продажи и вторичного экспорта дешевых китайских товаров.
Вместе с тем, российские экономические проблемы привели к значительному сокращению денежных потоков в Кыргызстан и, если тенденция сохранится, то один из основных рычагов влияния России на Кыргызстан существенно ослабеет. Экономические проблемы в России также уже привели к сокращению российских инвестиций в Кыргызстан. В 2012 году энергетические гиганты «Интер РАО» и «РусГидро» заключили с Бишкеком договор на строительство двух гидроэлектростанций, которые должны были вырабатывать в общей сложности более 5,3 млрд киловатт-часов электроэнергии ежегодно. Но в январе 2016-го после многих месяцев проволочек, когда Россия из-за экономических трудностей не выполнила свои обязательства, Кыргызстан расторг заключенные ранее соглашения. И остается лишь гадать, кто может заменить русских в качестве инвестора. Похожий прецедент произошел в 2004 году, когда «Русал» взялся достроить многострадальную Рогунскую ГЭС в Таджикистане (строительство не могут закончить еще с советских времен), но через три года махнул на проект рукой.
В целом, анализ результатов функционирования ЕАЭС свидетельствует, что, что у этой организации никаких быстрых и успешных прорывов не видно. Это очередная, возможно, последняя попытка России создать подконтрольную ей структуру, еще раз попробовать восстановить, хотя бы частично, былую сферу влияния. Для этого Россия просто покупает членов ЕАЭС, платит деньги или сохраняет для них очень низкими цены на энергоносители. Т.е. пытается выступать с позиций «охранительной интеграции — предлагает выгодные условия по интеграции, гарантирует свое покровительство, но при условии, что за ней сохраняется роль интеграционного центра. Как только этот механизм перестает работать, тут же ситуация нагнетается — мы видим последствия на примере Армении, где на 17% были подняты цены на энергоносители, и в стране чуть не случился «армянский майдан».
Характерно, что на Западе к новому проекту относятся довольно спокойно, поскольку там принято считать, что экономические возможности России недостаточно велики для создания международной организации, способной изменить расстановку сил в Центральной Азии с кардинальным усилением позиций Москвы. При всей активности России на этом направлении весьма вероятно, что новый интеграционный проект для Евразии останется таким же фантомом, как и его предыдущая версия — ЕврАзЭС. Более того, ЕАЭС может оказаться «лебединой песнью» интеграционной стратегии не только путинского режима, но и, возможно, всей российской политики на южном, и, в целом, на постсоветском направлении.
Кроме того, в 2007 году был создан Таможенного союза (ТС) в составе Белоруссии, Казахстана и России. С января 2010 года в рамках ТС был введен единый таможенный тариф, с 1 июля 2011 года был снят таможенный контроль на внутренних границах между Россией, Казахстаном и Белоруссией. Однако, взаимная выгода от ТС ощущают все его участники, кроме России. Известно, что в рамках ТС Россия платит около 90% всех пошлин, теряя ежегодно до 1 млрд. дол.
Касаясь вопроса об использовании ЕАЭС и ТС как инструментов политической интеграции, можно утверждать, что тактической ошибкой Москвы можно считать то, что в Кремле в течение длительного времени добивались вовлечения в интеграционный процесс как можно большего числа государств. Но это была явно вынужденная мера, ибо замедление неизбежно приведет к ослаблению позиций России. На самом деле, в нынешней РФ никто не может четко сформулировать, в чем именно заключаются российские интересы в Центральной Азии. Впрочем, и способность Москвы влиять на положение дел в этом регионе сильно преувеличивается. Дело в том, что страны Центральной Азии — уже не постсоветские государства, а страны исламского мира, сознающие в первую очередь не прошлое, объединяющее их с Россией, а свою принадлежность мусульманской цивилизации.